Родная планета лай-силфов возникла в галактике, дьявольски далекой от Млечного пути. Строго говоря, это была скорее не планета, а луна – одна из множества спутников газового гиганта, колоссального шара в двести мегаметров диаметром, так и не ставшего коричневым карликом. После того, как аккреция вещества из протопланетного диска завершилась, ему не хватило массы для превращения в звезду, но неумолимое гравитационное сжатие производило огромное количество тепловой энергии. Та сторона гиганта, что считалась темной, на самом деле слабо светилась на краю видимого спектра, подобно угольям в золе циклопического костра. Темно-вишневые пятна света размером с материк то появлялись, то исчезали, когда плотные газовые вихри, образующие бесконечные циклоны, перемещались по лику планеты. На дневной же стороне, освещаемой звездой класса К4, полоса бурь играла всеми оттенками лимонного и розового.
Среди пяти крупнейших лун Лай-силф была четвертой снизу, и единственной – с атмосферой. Остальные двадцать четыре спутника представляли собой просто глыбы камня, пустые и безжизненные: астероиды, захваченные тяготением гиганта, ядра комет, рухлядь с окраин звездной системы.
Пространство вблизи огромной планеты было крайне опасным. Обширная магнитосфера гиганта захватывала и удерживала потоки заряженных частиц, образующих смертоносные радиационные пояса. Статические разряды в атмосфере наполняли эфир шипением и треском. Три луны, вращавшихся ниже орбиты Лай-силф, были абсолютно стерильны: радиационные пояса уничтожили бы любую жизнь. Между ближней луной и гигантом тянулась колоссальная труба ионизированной материи, вдоль которой зловеще шипел коронный разряд. На орбите этой луны образовалось плазменное кольцо, плотный тор ионизированной материи в удушливых обьятьях магнитосферы.
Когда-то плененный гравитационным приливом, мир лай-силфов плыл над бушующим адом магнитосферы, недостижимый для опасной радиации. Лишь изредка случайные всплески полей осыпали его поверхность дождем протонов и электронов, отчего в ржаво-красном небе Лай-силф сплетали узоры полярные сияния, затмевая блеск звезды.
Атмосфера луны мало отличалась от земной: те же кислород и азот, но с примесями сернистых соединений, чудовищно влажная. Истинная планета туманов, всегда закрытая плотными слоистыми облаками. Жар газового гиганта делал из Лай-силф настоящий парник. Теплый, влажный воздух бурлил в неустанном движении, струясь от экватора к полюсам, возвращаясь обратно штормами. Из века в век – только ветер и дождь. Ночь наступала лишь тогда, когда луна сближалась с супергигантом, и на дневную сторону Лай-силф падала его мутно-багровая тень.
Каждые девять лет в этот извечный цикл вторгалась новая сила. Сближение четырех лун ввергало Лай-силф в хаос, опустошая планету циклопической силы бурями. [Ориг. - баснословными, но я столько не курю. - прим.]
Тепло и свет дали жизнь этому миру, как до этого мириадам других миров. Ни морей, ни океанов еще не существовало, когда в пузырящемся бульоне из тысяч соединений квант света породил первую органическую молекулу. Зародыши жизни, микроскопические коацерватные капли, объединялись в колонии, грязным налетом плесени покрыв девственную планету. Кипящая магма вздымала горы, тяготение супергиганта могучими приливами рвало кору планеты на части, бури и ливни стирали базальт в порошок. Так постепенно возникли моря и реки, то высыхавшие, то вновь наполнявшиеся водой. Свободного кислорода еще не хватало, лишь солнечный свет, расщеплявший воду на атомы, постепенно вел атмосферу к точке Пастера. [Точка Пастера – однопроцентный барьер содержания кислорода, ниже которого невозможно существование высокоорганизованных форм жизни. - прим.] Плотный ковер облаков запирал тепловое излучение, отчего на поверхности царила адская жара.
Но жизнь неуклонно брала свое. Первыми организмами, как обычно, стали цианобактерии, эти живые фабрики кислорода. Сине-зеленая слизь плыла по воде, штормы и ливни выносили ее на сушу, засевая реки и озера. Тысячелетиями она изменялась, приноравливаясь к окружающей среде, подгоняя ее ее под себя. Училась усваивать солнечный свет все лучше и лучше, насыщая атмосферу кислородом. Озон поглощал жесткое излучение, воздух очищался, температура снижалась. Водяной пар выпадал дождем, облака истончались и таяли. Эволюция началась.
Жизнь развивалась постепенно, следуя непреложным законам природы. Однако были и особенности: на Лай-силф никогда не было ни ледниковых периодов, ни резких смен климата, зато бури, случавшиеся каждые девять лет, стали определять весь процесс эволюции. Им подчинялись жизненные циклы животных и растений.
Теперь планету покрывали джунгли, раскинувшись ковром сочной зелени, в зеркалах озер и бурых пятнах болот. Заросли гигантских папоротников простирались от полюса до полюса, под их широкими перистыми листьями кишела жизнь. Ползучие лианы обвили стволы, высасывая из них соки, в чавкающей жиже между корней змеились гады. Воздух дрожал от гула насекомых. Постепенно плавучие растения заполонили озера, превратив их в обширные болота. Живые зеленые острова плодили огромных стрекоз, которых пожирали крылатые существа, похожие на земных птиц. На просторах суши распускались первые цветы. Не было лишь лесов: девятилетний цикл бурь не давал деревьям развиться.
Из-за климатических особенностей сформировались два разных типа флоры, по обе стороны от терминатора, ставшего для них нерушимой границей и полем битвы. На дневной стороне растения приспособились к желтому солнечному свету, они могли переносить долгие ночи, когда тень гиганта падала на Лай-силф и воздух остывал. Ночная же сторона была краем вечных темно-багровых сумерек, здешние растения с длинными черными листьями, привычные к инфракрасному свету супергиганта, были выше и выносливей своих дневных собратьев. Но прижиться на другой стороне планеты они не могли: холод ночи убивал их, желтый свет звезды не поглощался пигментом листьев, и уже за двести километров от терминатора ни одного из них не росло.
Чувствую себя ебаным Холом Клементом.
